"Захотелось засучить рукава и сделать что-то самой"
Специалисты из медиасферы оказываются востребованы в самых разных областях. Если посмотреть серию интервью в нашей рубрике "Журналист меняет профессию", сразу видно, что бывшие коллеги достигают успеха во всем, за что ни берутся. Герой этого интервью, Светлана Мамонова, после 10 лет работы в информагентствах, перешла в сферу благотворительности. Уже 8 год в рядах организации "Перспективы" она занимается защитой прав и улучшением жизни особых ребятишек из детских домов и взрослых, живущих в психоневрологических интернатах.
– Вспомним, с чего все началось. Жила была девочка, звали ее Светочка, и она мечтала стать журналистом?
– Да, я со школьной скамьи мечтала о телевидении, можно сказать, грезила им в своих фантазиях. Я обожала шоу Владимира Владимировича Познера. Когда он вместе с Филом Донахью вел шоу, я смотрела и думала: "Вот когда-нибудь я буду делать то же самое".
– И после школы поступила на журфак?
– Нет, к концу школы мне уже казалось, что телевидение недостижимо. И я решила (и родители подтолкнули), что нужно получить какую-то базу знаний. В старших классах я увлеклась историей и поступила я в СПбГУ на исторический факультет. Но мечта о телевидении все равно осталась со мной. Я увидела объявление, что проходит конкурс школы телевидения Сергея Шолохова, победители которого смогут учиться в ней бесплатно. И приняла в нем участие. Претендентов было очень много, и задания были самые разные. И стих, помню, читали, показывая свои артистические способности, и идею телепередачи придумывали. В итоге в тройку победителей, поступивших в школу, я не попала. Но чем-то, видимо, зацепила. Через какое-то время мне позвонили и пригласили в эту школу, а заодно предложили параллельно работать на 5 канале, в офисе. Мне тогда было 19 лет, и я струсила. Ведь надо было выбирать, или университет, или полностью отдаваться своей мечте. Совмещать бы не получилось. И я, как в пословице, выбрала "синицу в руках" и осталась в университете. Тогда, видимо, я не была еще такой азартной, как стала потом.
– После окончания исторического факультета ты работала по специальности? Кстати, а кем могут работать его выпускники, кроме учителей истории?
– Я помню, когда нас, только поступивших студентов, собрали на факультете, кто-то из преподавателей пошутил, что девушки, которые сюда поступают, это лучшие стюардессы. На самом деле, выпускники работают и в музеях, и в архивах, и в антикварных магазинах, если закончили кафедру искусствоведения. Либо занимаются наукой. И я после выпуска некоторое время обучалась в аспирантуре в Европейском университете. Кстати, журналистика, в какой-то степени, началась для меня еще во время обучения. Я занималась современной историей России. Все мои курсовые, а затем диплом были посвящены ленинградскому делу, борьбе с космополитизмом и разгрому университета. Помимо архивных документов они содержали еще много интервью, которые я делала с очевидцами тех событий. Это так называемая устная история. И как раз после моего окончания университета в Европейском университете открыли направление "Устная история".
Вообще после университета я перепробовала себя во всевозможных родах деятельности. И учителем в школе работала, и в туристических фирмах. Однажды даже меня занесло в сервис бюро гостиницы: я рассказывала туристам, куда лучше пойти в нашем городе. И это было для меня невероятно скучно. Я тогда даже с медиа соприкоснулась. Сразу после университета какое-то время работала в газете "Смена", но в коммерческом отделе.
Я тогда нигде не могла задержаться надолго. Бывали моменты, когда я шла на работу с такой ненавистью, что старалась опоздать, задерживалась, смотрела на кораблики, хотя уже через 3 минуты надо сидеть на рабочем месте. Я чувствовала, что это все не мое. Уже тогда стала понимать: для меня главные мотивирующие факторы в работе это не деньги и стабильность, а творчество и вдохновение.
– И, насколько я понимаю, "свое место" ты нашла именно в медиа.
– Да, увидела вакансию на радиостанции "FM 107"– это радио, которое крутило диско музыку, была такая в 2000 году. Пришла, и меня взяли в отдел PR. И с этого момента началась серия моих романов с работой. Это была интересная и вдохновляющая меня работа. Я там проработала несколько лет, ушла в декрет. И поняла, что надо двигаться дальше. Совершенно случайно увидела вакансию в "Агентстве Бизнес Новостей". Вновь просто пришла, и меня, маму годовалого ребенка, взяли работать в пресс-центр. Это был мой второй роман с работой. Я никогда не работала в сфере организации пресс-конференций, но руководитель агентства Павел Пашнов меня тогда очень поддержал. Эта работа и его вера в меня стали очень важным толчком для моего развития.
После я перешла на работу в "Росбалт". Участвовала в интересных проектах, в пресс-центре вела пресс-конференции, иногда за пределами Петербурга, в корпунктах Росбалта. Это особый период моей жизни, который я вспоминаю с невероятным теплом. У нас был потрясающий коллектив, и я до сих пор тоскую по тому времени. Много удается сделать, когда ты работаешь по зову души, когда тебе лично важны мероприятия, и ты веришь, что они способны сделать наш мир чуточку лучше.
– Возможно, кто-то из читателей сейчас скептически поднимет бровь. Рубрика называется "Журналист меняет профессию", а героиня-то работала скорее в пиаре, чем журналистике. Ты сама себя как ощущала?
– Работа в пресс-центре информационного агентства – это деятельность на стыке пиара и журналистики. И для меня это всегда была больше журналистская история.
Пиарщиком я себя как-то никогда не ощущала. Я ощущала себя журналистом, который придумывает интересную тему, ищет спикеров. Публикации, кстати, тоже доводилось писать, хотя это не было основной моей деятельностью. И, когда модерируешь пресс-конференцию, это очень творческая работа, ты как "теневой редактор" формируешь будущие материалы, расставляя определенные акценты.
Плюс ко всему, я думаю, в моей работе в пресс-центрах есть отголоски старой мечты о телевидении. Я себя ощущала ведущей и саму себя ограничивала в активности, ведь не я, а журналисты в зале должны быть приоритетом в коммуникации, а мне порой так хотелось развернуться и самой "вести передачу". Тем не менее, очень многое из моей детской мечты тогда реализовалось. И я себя ощущала и позиционировала именно как журналиста.
– Когда ты поняла, что журналистики тебе уже хватит? И решила уйти в другую сферу?
– Еще в "Росбалте" мне в какой-то момент стало очень хотеться не просто говорить о проблемах, но и самой что-то делать, чтобы их решить. Я помню, мы готовились отмечать День донора, планировали очередную пресс-конференцию, а я подумала: "Почему мы все время говорим об этом? Почему журналисты сами не могут стать донорами?" И это бы такой первый шаг. Акция получилась очень удачной, пришло много журналистов, в том числе известных лиц с телевидения. И тогда это было что-то новое, когда журналист стал не просто инструментом передачи информации, но и сам принял участие и показал другим пример. Свою журналистскую карьеру я завершила в 2011 году в "Интерфаксе".
Мне захотелось выйти за пределы пресс-центра, "засучить рукава" и сделать что-то самой.
– Почему для реализации желания делать что-то самой ты выбрала такую сложную сферу? Можно же было пойти в какой-нибудь бизнес интересный, а заодно и больше зарабатывать. Или по профилю работать в каком-нибудь фонде, связанном с историей, с сохранением исторических памятников?
– Трудно сказать. С одной стороны, так получилось, что мне в 2011 году позвонили именно из организации "Перспективы" и предложили работу. С другой стороны, я, еще работая в "Росбалте", делала пресс-конференции, круглые столы и для "Перспектив", и для "АдВиты", и для "Родительского моста". И, конечно, сразу просто влюбилась в основателей этих организаций. Мария Островская и Маргарете фон дер Борх, Лена Грачева и Марина Левина – таких уникальных людей, настоящих лидеров, в нашем городе мало. В них трудно не влюбиться.
Но, честно признаюсь, когда меня пригласили на собеседование в "Перспективы", я была в большом смятении. Тогда мне казалось, что благотворительностью нужно заниматься в свободное от работы время, а получать за зарплату – нонсенс. Но все-таки решила сходить и узнать, чем я могу быть полезна. Мне на собеседовании предложили должность директора по взаимодействию с государством, рассказали, насколько важна сейчас работа по отстаиванию интересов инвалидов в органах власти, сколько важных задач во взаимодействии. И быстренько спустили с небес на землю, объяснив, что эта работа занимает не час-два в неделю... Чтобы этим заниматься, надо отказаться от всего остального. Ты работаешь даже не 40 часов в неделю, и во сне тебе работа снится.
С другой стороны, мы все родом из детства. Наши поступки и выборы во многом определяют детские переживания и воспоминания. Когда я училась в школе, я несколько лет болела, была на домашнем обучении, и хорошо знаю, каково это: сидеть одному и смотреть в окно, за которым твои сверстники ведут обычную жизнь, гуляют, влюбляются, встречаются. Только изредка приходит кто-то из друзей, кто тебя не забыл.
Для меня то, чем занимаются "Перспективы", очень близко. Ведь качество жизни любого человека так же важно, как и сама жизнь.
Многих из ребят, которым мы помогаем, когда-то спасли при рождении. Медицина развивается невероятными темпами, и сейчас выхаживают таких малышей, которых раньше бы никогда не выходили. Но дальше что? Жизнь им спасли, сохранили, а затем заперли в "камере хранения"– в интернате. Но это же неправильно! Им тоже нужно движение, общение, выход в мир, который сейчас от них огражден большим забором. Я нашла в этой проблеме что-то близкое к себе той, сидящей у окна и представляющей, какая у меня будет жизнь, если я вылечусь.
– Когда предложили работу в "Перспективах", ты сразу поняла, «да, эта работа для меня»?
– Я просто решила попробовать. Ведь я же знала о проблемах, которыми занимаются "Перспективы", но никогда не видела самих ребят с инвалидностью, о которых были пресс-конференции и круглые столы. Было страшновато. Но я рискнула и сказала "да". Сама себе поставила срок – продержаться годик. И вот уже восьмой год работаю.
– Какое впечатление произвело на тебя знакомство с ребятами, которым ты взялась помогать? "Перспективы" работают с самыми тяжелыми инвалидами, говоря медицинским языком, с "сочетанной патологией". Будучи социальным журналистом, я помню, насколько нелегко впервые увидеть таких детей…
– Когда я впервые приехала в детский дом-интернат вместе с нашим руководителем Марией Островской, она меня повела по группам. Я жутко боялась. Я никогда не видела таких детей, вообще никогда, даже на улице не видела. И вот заходим мы в группу. Там в кроватках лежат маленькие худенькие такие ребятки, тельца скрюченные, у кого-то зонд торчит из носа для питания. Я зашла, встала в уголке и вдруг начинается какое-то шевеление. Эти дети, которым досталась сложная жизнь и много физической боли, почувствовали, что кто-то в углу стоит, и изо всех сил старались повернуться, чтобы меня увидеть. Им интересно, им хочется человеческого общения. Это был такой неподдельный интерес ко мне как к человеку. Им не важно, чего ты добился или не добился в жизни. Ценно просто человеческое внимание. Они как будто тебя обнимают любовью. Я вошла со страхом, а вышла просветленной. Я не знаю, как это объяснить, но какая-то невероятная любовь от них исходила и проникла внутрь. Такого чувства раньше я не испытывала. И я захотела приезжать туда снова и снова, не только как на работу, но и для личного общения.
Потом я познакомилась с молодыми людьми и девушками из психоневрологического интерната. И они тоже меня потрясли своей открытостью и мудростью. Когда я начала туда приезжать с Марией Островской, помню, меня поражало, что как-только кто-то видел, что мы идем по коридорам, тут же раздавались крики: "Маша! Маша приехала". Представьте, все друг другу передают эту новость, все сбегаются, съезжаются на колясках. Это целое событие. И через какое-то время я приехала туда одна. И слышу: "Света! Света приехала"… И это такое счастье, ощущение, что ты действительно здесь нужна.
– Что из опыта работы в сфере медиа пригодилось тебе как GR-директору благотворительной организации?
– В первую очередь контакты. Работая в медиа, тем более в пресс-центре, ты становишься обладателем огромного количества контактов и знакомств. И они, сформированные во время работы в СМИ, очень помогли в новом деле. Это и деловые контакты с представителями госвласти, и контакты с коллегами-журналистами.
Многое, чего удалось добиться за эти годы, было бы невозможно без журналистов. Очень важно понимать, что в нынешнем обществе журналисты – это основа перемен.
Перемены невозможны без журналистов, которые пишут и рассказывают обществу о том, что происходит. Тем более, когда речь идет о тех, кому помогают "Перспективы". Это героические семьи, которые воспитывают детей с тяжелыми нарушениями развития. И это те, кого закрыли в интернатах, они сами не могут в большинстве случаев себя защитить, рассказать кому-то за пределами учреждения о своих проблемах и бедах. Ведь эти учреждения, по моему мнению, даже хуже тюрьмы. В тюрьме у людей есть шанс выйти через какое-то время на свободу, они продолжают поддерживать связь с родственниками, могут пожаловаться юристам. В интернатах зачастую люди отверженные, те, от кого с рождения отказались родители, либо те, кто воспитывался в семьях, но после потери родителей оказался в интернате. И они зависят от нас. От общественников и от журналистов.
Я считаю, что во многом именно благодаря СМИ нам удалось добиться того, что Петербург стал первым регионом в стране, который отказался от термина "необучаемый". Сейчас все дети вне зависимости от степени нарушений зачислены в школу. Совсем недавно состоялась еще одна совместная победа. Вступили в силу методические рекомендации по сопровождаемому проживанию. Много-много лет даже такого термина не было. Конечно, нужен закон, но уже то, что хотя бы в методических рекомендациях этот термин стали писать, многое значит.
– У "Перспектив" недавно появился свой дом сопровождаемого проживания. Я помню, как о нем рассказывали на пресс-конференции в Доме журналиста. И в этом году традиционный День волонтера, который "Перспективы" проводят уже лет шесть, пройдет там?
– Да. Первый день волонтера мы провели шесть лет назад. День волонтера отмечается 5 декабря, а 3-го – День инвалида. И мы в такой игровой форме, сделав из журналистов условных волонтеров, дали возможность посетить ПНИ (психоневрологический интернат).
Тексты про людей, которым помогают "Перспективы", невозможно писать, будучи отстраненным. Мне показалось важным, чтобы пишущие об этом смогли все сами прочувствовать, увидеть, окунуться в эту сферу, может быть, развеять мифы, разбить стереотипы и посмотреть на людей, живущих в интернатах по-другому.
Помню, что первая акция собрала большое количество журналистов. Самой большой отрадой было, что среди участников было много молодежи, даже студенты журфака откликнулись, и это здорово. Последние пару лет замечаю, что у журналистов остыл интерес к этой акции. И мы решили обновить программу. В этом году мы 1 декабря приглашаем журналистов не в ПНИ, а в Дом сопровождаемого проживания в деревне Раздолье (подробнее о Дне волонтера-2018).
День волонтера - 2015
– Сейчас твоя должность называется директор по внешним связям, и общение со СМИ тоже в твоем ведении. Насколько просто или сложно привлекать журналистов к освещению вашей темы? С какими проблемами сталкиваешься?
– Сейчас сложно с интересом у журналистов к так называемой "социалке". Мне в целом кажется, что последние лет 6-7 региональная журналистика впала в какую-то спячку. Мало активности, живости у журналистов , как будто многие остыли, устали. Да и количество СМИ сократилось, с рынка ушло несколько крупных изданий, и это очень грустно.
Хочется, чтобы у журналистов было больше интереса, желания глубоко копать. Хочется, чтобы было больше журналистов, которым интересно заниматься именно социальной сферой. И чтобы это был настоящий неподдельный интерес.
Социалка же может на самом деле сделать имя журналисту. Если мы вспомним, например, Веру Шенгелию, которая своими публикациями такой резонанс в стране делала, уголовные дела возбуждались. Или журналиста «Коммерсанта» Ольгу Алленову. Сейчас я могу по пальцам пересчитать журналистов, которые глубоко погружаются, умеют писать про социалку и интересно, и качественно: Галя Артеменко, Светлана Дмитриева, Игорь Лунев, еще, может быть, 2-3 человека . Ну, или хотя бы хочется, чтобы журналисты не путали психоневрологический интернат с диспансером.
– И такое бывает?
– Это самая распространенная ошибка, регулярно встречающаяся, когда пишут про наших ребят. Видимо, пытаясь избежать слишком частого употребления слова "интернат", его заменяют словом "диспансер", которое считают синонимом. Не понимая, что это совершенно разные вещи и относятся к разным сферам… Бывают ляпы, которые просто пугают. Наших ребят, например, однажды назвали "психохрониками". В заголовке статьи. "Петербургские психохроники открыли выставку…".
Очень хочется, чтобы журналисты осознавали, что в случае с нашими ребятами они выступают как их социальные адвокаты. И когда журналист берется за такую тему, возможно, от него зависит чья-то жизнь, без преувеличений.
– В чем, на твой взгляд, корень проблемы? Сами журналисты не хотят "глубоко копать"? Или же современные медиа не заинтересованы в материалах, требующих погружения в тему, и поэтому почти перевелись "глубоко копающие" журналисты?
– Думаю, второе. Современные медиа не очень заинтересованы в глубоком погружении. Журналистика – это часть общества. Если рассуждать философски, сейчас такой период, когда все ушло в тираж. Не тратится время на создание чашки с уникальной росписью, а штампуются похожие, пластиковые, одноразовые. И так во всем. И в медиа это тоже отражается. Плюс ко всему, я думаю, редакторы сейчас не любят рисковать. Например, я до сих пор не понимаю, хоть убейте меня, почему мы все время согласовываем с Комитетом по социальной политике и руководством интернатов приезды журналистов. Есть закон о СМИ, я его очень плотно изучала, в нем черным по белому написано, что журналист с редакционным заданием имеет право приходить в любые организации, и никто не может ему отказать. Почему все согласовывают?
И, конечно, журналист имеет мало шансов увидеть реальную картину, оказываясь в учреждении, директор которого готовился к его приходу. Психоневрологический интернат – это не режимное предприятие и даже не медицинское учреждение, это просто специализированный жилищный фонд. И все. Журналист должен вспомнить, что может прийти куда угодно с редакционным заданием и получить информацию, которая ему нужна. А посмотреть в интернатах, поверьте, есть на что. Сегодня в тех условиях, в которые ставят руководство учреждений, при том маленьком штате сотрудников , который выделяют, невозможно соблюсти даже минимальный стандарт качества жизни людей. Вот об этом важно писать, о качестве жизни и о тех ресурсах, о дополнительном финансировании социальной сферы, которые просто необходимы.
– Насколько знаю, несколько лет назад ты претендовала на вступление в Общественную палату? Зачем тебе это было надо?
– В Общественную палату меня не выбрали. Но для меня было важно получить возможность поднять тему ПНИ перед нашими городскими депутатами. Может, кто-то из них впервые про это слышал. Если мы хотим что-то менять, мы не можем это делать только своими силами. Поэтому я являюсь членом Комиссии по правам человека при губернаторе Санкт-Петербурга и членом консультативного совета при уполномоченном по правам человека, общественным помощником при уполномоченном по правам ребенка, вхожу в общественный совет по независимой оценке качества социальных услуг при Комитете по социальной политике. Это все тоже моя работа, и я вижу искреннюю заинтересованность в переменах у этих структур.
– Скоро восемь лет, как 7 дней в неделю 24 часа в сутки, всей душой и сердцем отдаешься одной теме. Не грозит ли новое профессиональное выгорание?
– На самом деле, самыми сложными были первые годы. Вот тогда было и выгорание. Понимаете, в сфере, где я работаю сейчас, нет больших побед, после которых можно почивать на лаврах. Что-то одно решил, а расслабляться некогда, на очереди еще 25 срочных задач . Бывает, что ты год, два, три не можешь решить проблему. Например, история по Салтыкову-Щедрину, про то, как я 7,5 лет, с момента прихода в "Перспективы", пытаюсь добиться пешеходной дорожки к ПНИ № 3. Люди на колясках едут по проезжей части, там нет вообще никакой пешеходной зоны. Единственное, что за эти годы было сделано, установлены лежачие полицейские. Кто-то решил, что 2 лежачих полицейских помогут исключить аварии. В результате стало еще хуже. Колясочники теперь помимо самой дороги по проезжей части должны преодолевать лежачих полицейских. Сложно не впасть в депрессию, когда ты так долго тратишь кучу сил на по сути небольшую проблему. Не закон же надо менять. Но в "Перспективах" очень хорошо работают с поддержкой людей. В начале пути меня поддержало и руководство, и коллеги. И, пережив первый опыт разочарований, я получила закалку.
Теперь у меня есть такая "скорлупка противовыгорательная". Есть люди, которым я хочу помогать, и тут не до уныния и самокопания. Не получилось сейчас, получится потом, иди дальше, некогда ныть. Но, конечно, когда бьешь в одну точку, бьешь, и вдруг раз – и получилось, это вдохновляет!
– На телевидение, как мечталось в детстве, удалось же попасть? Пусть не как ведущей, но как героине передачи…
– Да, и не раз уже. Помню, первая большая передача с моим участием в качестве главного спикера была на телеканале "Санкт-Петербург" несколько лет назад. И я на удивление осталась довольна тем, как выступила. В юности кажется важным другое. Какая мотивация у мечтаний о телевидении помимо творчества? Хочется, чтобы все тебе завидовали, тебя узнавали, чтобы вот тот одноклассник, который тебя чем-то обидел, узнал потом, с кем учился. Когда становишься старше, приоритеты меняются. Сейчас нет желания кому-то что-то доказать. Я еще в "Росбалте" в какой-то момент с интересом заметила, что мне стало абсолютно все равно, попала я в кадр или нет. Бывает, знакомые звонят: "Слушай, мы тебя сегодня по телевизору видели". А я сама и не смотрела, что там показали, как я там.
Сейчас, по сравнению с работой в СМИ, у меня стало больше уязвимости. В СМИ ответственность была в первую очередь за себя. Я могла "похулиганить", задать какой-то провокационный вопрос спикеру, например. Что может случиться? Ну, в крайнем случае, с работы вылечу, и все. Сейчас же хулиганить невозможно. Все время нужно думать о том, как это отразится на каждом за моей спиной. А за ней сейчас так много людей.
«Перспективы» – это партнерство благотворительных организаций, работающих ради улучшения жизни детей и взрослых с тяжелой инвалидностью. С 1996 работает Санкт-Петербургская благотворительная общественная организация «Перспективы». Сейчас организация поддерживает детей с тяжелой инвалидностью в четвертом корпусе Детского дома-интерната № 4 (программа «Дети вне семьи. Павловск»), семьи, в которых растут такие дети (программа «Семейная поддержка»), сопровождение и помощь подопечным старше 18 лет обеспечивает автономная некоммерческая организация «Новые перспективы»: программа «Взрослые вне семьи «Петергоф» в интернате для взрослых (ПНИ № 3), инновационные проекты «Тренировочная квартира», «Дом сопровождаемого проживания в деревне Раздолье» .
Посмотреть все материалы рубрики: "Журналист меняет профессию"
(рубрика действует в рамках проекта "Поддержка", реализуемого на средства гранта Санкт-Петербурга)