И, как игрушечка, корабль его красив
Воспоминания Ирины Ивановой, редактора газеты «Выборг»
Это был не просто редактор – глыба. Сибиряк, обладавший очень громким голосом, высоченный, он и ботинки-то носил 46-го размера...
Заразительно хохотал и оглушительно кричал, распекая провинившегося. Всюду моментально обрастал знакомцами, приятелями, в любой компании чувствовал себя как рыба в воде, сразу же переходил со всеми на ты. Знакомясь, протягивал свою огромную длань, улыбался, а сам хитровато, исподлобья, прощупывал взглядом собеседника.
Был чрезвычайно противоречив: типичный холерик, вдруг впадал в невероятную подозрительность и даже мнительность, въедливо вчитывался во влажный оттиск полосы, отыскивая там несуществующие ошибки и двусмысленности. Боялся нелепых опечаток, которые грозили политической некорректностью со всеми вытекающими последствиями...
Был редактором своего времени – времени звонких лозунгов и трескучих инициатив. Причем преуспевающим редактором. Газета уверенно брала дипломы и премии.
Как-то в «Трудовой славе» у Коли Ливанского я прочла стихи, посвященные газете. Эти строки с полным правом можно было бы отнести и к Алексею Дмитриевичу:
Свистать, верстать!
Аврал, пробел, курсив...
Наш капитан
подтянут и опрятен.
Он держит курс между
штормов и белых пятен.
И, как игрушечка,
корабль его красив.
Умел Алексей Стрыгин вести свой корабль, обходя рифы и мели и выруливая на чистую воду.
Наш редактор любил розыгрыши и сам охотно в них участвовал. Оказываясь в роли жертвы, терпел. Про это есть свои истории. Когда-то, в незапамятные времена, в Выборг приехала кубинская делегация. Тогда это было нерядовым событием, и редактор участвовал в торжественном приеме в честь заморских гостей. В редакции потом долго рассматривали «снимок на память» и пририсовали шефу бороду и усы. Он – ни сном ни духом – взял отретушированное фото и возмущенно завопил: «Сколько раз вам говорить, чтобы не тащили бороды в газету?! Что это за чучело?!»
Второй случай связан с незабвенными апрельскими субботниками. Вся редакция наводила порядок в столах и отмывала чернильные пятна на стенах. И никто не хотел мыть окно. Стрыгин вызвал добровольцев и пообещал червонец. Сразу нашлись охотники. Сначала они, конечно, употребили червонец по назначению, а потом стали мыть окно. И… разбили его на второй же минуте. Вынули остатки стекла и с чистой совестью ушли домой.
В редакции газеты «Выборгский коммунист»
Утром, в понедельник, шеф подошел к окну, глянул: «Вот работнички, хоть и всё за деньги... Получили десятку, так окно сияет!..» – И уперся рукой в «стекло», то есть в пустоту.
Наш редактор воспитывал четырех дочерей: после войны взял в жены вдову с тремя девочками, и все они его любили, как родного. Был всегда аккуратен и подтянут, не терпел расхлябанности. Таким и редактором был – жестким и требовательным. Ни с кем особенно не возился. Бросал новичка на глубину: если жизнеспособен – выплывет.
Мог быть язвительным и даже желчным. Сам рассказывал, что в детстве сильно болел и в полуобморочной горячке услышал, как кто-то из родных сказал рыдающей матери: «Ну что ж, Бог дал – Бог взял...» Он ужасно разозлился от этих слов и пошел на поправку. Правда это или нет, неизвестно, но вспоминал Стрыгин это с гордостью: вот какой я вредный.
Можно много рассказывать о его заслугах и регалиях. Они у него, конечно, были: и награды, и деятельность в секретариате Союза журналистов, и членство в горкоме КПСС, но почему-то сегодня вспоминается не это. В памяти осталась широкая улыбка, командный голос, испытующий взгляд из-под очков...
Ушел из жизни рано – в год своего шестидесятилетия. А на дворе уже начиналась другая эпоха…