Довлатов и «Знамя прогресса»
«Знамя прогресса» – так называлась одна из выходивших в городе заводских газет. В ней недолгое время работал Сергей Довлатов. Сам он, конечно, никаким знаменем не был. Не был и диссидентом в классическом смысле слова. Но он был интеллигентом, а значит, человеком критически воспринимавшим окружающую действительность. Всегда – критически, ибо, как человек мыслящий (а это и есть главный признак интеллигента), не мог мириться ни с ложью, ни с фальшью, ни с цинизмом, что обильно сеяли на российскую почву партия и правительство.
– Почему советская власть не любила Довлатова? – с таким наивным вопросом обратилась ко мне недавно какая-то молодая журналистка, позвонив по телефону.
– Потому что и он ее не любил. И она это знала.
Всем своим поведением «гуляки праздного», всеми своими текстами (не был он только гулякой, а был еще и тружеником – вон сколько всего успел!) Довлатов выбивался из советской жизни, предписывавшей всем «не высовываться». Кто «высовывался», тому было несдобровать, тот внушал подозрение. Вот он именно «внушал».
– Можно я сошлюсь на ваши слова? – спросила девушка из газеты.
– Пожалуйста, – ответила я, хотя в Петербурге, слава богу, есть немало людей, знавших Довлатова лучше и ближе.
Однажды он пришел к нам в редакцию «Скороходовского рабочего». Большой, шумный, он сразу заполнил собой все пространство. Отменно шутил, все вокруг смеялись, а он – нет. Это производило магическое действие. Он вообще был магической личностью. Это притягивало к нему и взгляды, и сердца. Такой, в сущности, была и его проза. Не в этом ли секрет ее популярности? Никакой он не классик, не следует сорить словами, но, несомненно, очень хороший писатель. Хороший и честный.
Работать в газете, которую я тогда возглавляла, он не остался. Сходил с ребятами в цех, вернулся и сказал: «Пожалуй, я в “Скороход” не впишусь». «Зачем тебе “Скороход”, когда ты уже вписался в литературу», – сказала я.
Да, он уже был литератором, но его почти не печатали. А есть и пить на что-то было надо. И он уехал в Эстонию и там по-настоящему занялся журналистикой. В Эстонии его помнят и знают. И хорошо, что в нашем городе память о Довлатове воплотилась в нечто осязаемое – в придуманный и осуществленный Львом Лурье «День Д», в памятник на улице Рубинштейна, и даже в демонстрацию собак, похожих на его любимую собаку Глашу.
Мне жаль, что я не смогла быть там со всеми – с Леной Довлатовой (она-то как раз «вписалась» в «Скороходовский рабочий», работала у нас выпускающей), с Катей, которую помню трехлетней, помню хорошо и Нору Сергеевну, маму Сергея, корректора в газетном секторе Лениздата. Так или иначе семья Довлатовых всегда была связана с ленинградским газетным миром. Да и в Америке Сергей с товарищами создал, как известно, газету «Новый американец».
«…Чтобы после смерти воплотиться в пароходы, строчки и другие долгие дела», – сказал поэт.
Пусть еще нет парохода. Но есть строчки и есть теперь «День Д». И это замечательно.